Артур
Ксавье Брик

Одним летним утром Артур проснулся от дивного сна, из которого он смог запомнить лишь цвета: нежно-розовый, напоминающий цвет юного здорового тела, вызывающий волну приятного томления и трепета пред его нейтральностью и естественностью, будто бы говорящий тебе: “Смотри на меня: я - цвет чистой любви, чарующих закатов и рассветов, цвет редкого вечернего неба после дождя, когда воздух будто бы соткан из розового бархата, обволакивающего своей мягкостью. Я - цвет кораллов, переносящий тебя в лазурную чистую воду к безмолвным рыбам. Я - цвет вечно холодных кристаллов, что прячутся в земных породах, в глубоких и темных пещерах. Я унесу тебя в мир грез и надежд, в мир твоего детства, окутанного дымкой прекрасного”; темно-зеленый, уходящий своими корнями в голубой, переносящий в безлюдный хвойный лес, наполненный запахами земли, призрачными и еле уловимыми нотами скошенной травы, что под знойным солнцем только больше разливается по воздуху, и электрически пронзающим ароматом пресной воды; желтый, бесконечно разливающийся по всему пространству жёлтый, с золотым отливом в одной части и плавно перетекающий в белый в другой (намекающий своими переливами и напоминающий божественный свет, что нисходит с небес на пшеничное поле, а ветер мягко проносится, образуя волны из природного золота; абсолютная свобода и единение с Природой-Всевышним наполняют душу), серый и коричневый, кружащиеся в вихре смешения, образующие воспоминания первых весенних дней, когда в воздухе появляются первые знаки тепла и свободы. Ему показалось, будто бы это не просто набор красок, которые породило его сознание, а какой-то образ из прошлого, разложенный на красивые цветные пятна света. Красота, как ему показалось, находилась именно в их сочетании и в тех природных образах, которые вызывал каждый отдельный цвет. Эта игра света и цвета вызвала в нем чувство обретенного счастья, что заполняет собой каждый вдох и выдох, каждый удар сердца. Это чувство исчезло, оставив после себя лишь горечь утраты.

Издалека донесся грязно-металлический звук проезжающих машин. Артур встал и выглянул из окна, размышляя об этом сне, ища подсказки во внешнем мире, но мир был бледен, хоть и освещен ярко солнцем, и безмолвен. Постояв у окна, Артур заметил фигуру какой-то старой женщины в окне напротив, которая стояла, в точности как и он. Потрепанный зеленоватый домашний халат и полуувядшая улыбка. Именно так в его представлении и должна была выглядеть каждая старая женщина: следы времени на лице в виде морщин и маски грусти и потрепанная жизнью и медленным разрушением одежда. Артур начал строить догадки о её прошлом, настоящем и будущем, и ему показалось, будто некогда она была красавицей, на что указывали благородные черты лица, девушкой, за которой увивалось множество парней, и она, гордая и легкомысленная, превращала все попытки сердечных признаний в шутки. Он представил ее насмешливое выражение лица, с которым она глядела на этих мужчин. Так она провела свою молодость: принимая дорогие и не очень подарки, ловко порхая по жизни на деньги родителей и кавалеров. Никакая карьера ей не была нужна, ведь она была прекрасна и желанна. Медленно утекало время, забирая с собой её молодость и красоту. Родители прекратили её обеспечивать, хоть и подарили ей эту квартиру. Кавалеры один за другим обращали свое внимание и силы на девушек помоложе. Чтобы не упасть лицом в грязь, она устроилась в какой-то офис, и так начала обеспечивать себя сама. Денег не хватало, поэтому жить той беззаботной и беспечной жизнью как ранее она больше не могла. Время и реальность больше не щадили её: старая одежда, скудный макияж и вереница воспоминаний о былой прекрасной жизни. Она часто жалела, что так и не остановилась на ком-то одном, что не смогла полюбить, - об этом говорила её грустная улыбка - знак глубокого одиночества. Она не могла уйти из жизни по своей воле, ведь она всегда боялась неизвестности смерти, да и страх причинить себе боль, пусть на мгновенье, пусть последний раз в этой жизни. Вот так и жила она - между прошлым и его красотой и страхом прервать свою жизнь. Из этого представления о ней Артур видел лишь один возможный исход.

Женщина задернула шторы, закрываясь от этого мира, и мысль его прервалась. От этого мимолетного происшествия - контакта, пусть даже и не произошедшего, Артур и вовсе забыл о своем сне.

Он собрался и вышел на улицу в направлении, которого пока не знал. Закурил, и голубоватый едкий дым заполнил его легкие. Горький и отвратный он проникал в каждую клетку тела. Артур вот уже который раз говорил себе, что курение - это медленный и театральный по своей сути способ убить себя, который он же и возносил в культ как нечто прекрасное. Но другой голос каждый раз твердил ему, что нужно просто бросить, заняться собой и своим телом, ведь так поступают другие люди. “Другие” люди. Кто они? Как они вот так способны взять и принять правила игры, в которой здоровье, красота и успех во главе угла? Он не понимал и не желал совершить над собой такое чудовищное усилие. Да, говорил он себе, у него просто нет воли. Слабый. Жалкий. Как только он не порицал себя, но никогда самоуничижение не приводило к действиям.

Довольно. Он окинул взглядом двор, в котором вырос. Бетонный парапет, который в детстве служил границей воображаемого королевства, в котором он всегда был главным среди других - Королем. Каштан, на верхушке которого часто любил сидеть и смотреть на мир. И ему вспомнился жаркий летний день, залитый светом, зеленые листья, что окружили его, небольшое чувство страха, что он может упасть с такой высоты, голос бабушки, зовущий домой, ведь пришло время обедать. Качеля, на которой он любил кататься со своим другом детства. Артур давно не вспоминал о нем. Хотя зачем он сам себе врет - каждый раз, идя домой, он смотрит в его окно и каждый раз ловит себя на мысли, что ему хотелось бы знать, как у него дела, как у него сложилась жизнь. Но связь давно утрачена. Прервав ход мыслей и воспоминаний, Артур направился к центру. Дома и люди проносились мимо него, но ни на чем и ни на ком не задерживал он взгляда, мысли же его были направлены на самого себя. После воспоминаний из детства у него остался горький осадок. Раньше я говорил себе, что, наверное, с каждым годом жить будет все легче и комфортное, что нужно идти на уступки перед жизнью и её сводом правил, и каждый год становилось одновременно и легче, и тяжелее: легче от того, что дни превращались в вереницу одинаковых картин, которые лишь иногда играли яркими красками, будь то встречи с друзьями, путешествия, нечто новое и прекрасное, но с каждым таким днем тяжесть и горечь разрыва с собственным представлением о том, какой жизнь должна быть, какой она могла бы быть, огорчали и обращали мысли к самоубийству. Но я всегда знал, что не решусь на это. Воля моя слаба, да и мазохистская любовь к жизни не дает. Каждый раз я говорил себе, что вот еще одно великое разочарование - и я решусь на этот шаг. Но нет. Я не мог представить себе небытие. Что там за этой чертой? Неосознаваемая пустота? Следующая жизнь в другое время и другом теле? А может и вовсе в другой форме бытия и другой реальности? Иногда какой-то голос в моей голове говорил, что это и есть мой личный ад, который будет повторяться снова и снова. Я прогонял эту мысль, но она раз за разом все звонче звучала, заполняя собой все пространство моих мыслей. Нет. Какая разница, что находится за чертой жизни, если все равно ни познать этим разумом, ни увидеть этими глазами, а уж тем более перенести это знание оттуда в этот мир и эту реальность невозможно. Другие говорили мне, что я слишком много рефлексирую, когда делился с ними частью своего потока мыслей, но как его можно остановить? Я думал уже и об антидепрессантах и о транквилизаторах, и эта возможная тишина в голове пугала и манила меня. Я пытался, ты же помнишь: было время, когда я месяц принимал флуоксетин, но никаких перемен не чувствовал. Мне казалось, что он никак на меня не действует, но сейчас понимаю, что я был полон планов и желаний, даже умудрился обмануть себя симпатией к В. Я говорил себе тогда, что все люди по своей сути одинаковые, то есть состоят из определенного и ограниченного набора характеристик, привычек, опытов, что какая разница, с кем быть, если все равно придется мириться с другим человеком. Да и к тому же (отягощая эту ситуацию) он говорил, что любит меня. А я… я уже давно ничего не чувствовал. Может я никогда ничего не чувствовал, а только каждый раз убеждал и обманывал себя. Ты же помнишь, чем это все закончилось. Я просто в один день открыл глаза и критически посмотрел на него, проанализировал, какие события из прошлого (о которых я не знал, но делал выводы из наблюдений за ним) повлияли на него и сделали из него того, кем он являлся в тот момент. И я понял тогда, что он мне неприятен. Мягко выражаясь. За этим последовали расставание и прекращение общения. И нет, я все еще ничего не чувствую. Да, я вспоминаю отдельные, как мне кажется, прекрасные моменты некоего подобия семейной жизни: совместная покупка продуктов, просмотр сериалов, сон в обнимку, вальяжное курение на кухне и долгие разговоры о прошлом. Суррогат отношений. Неискренность с моей стороны. Я становлюсь сам себе отвратителен, когда думаю об этом. Но другие тоже так поступают. Наверное. Мне вспоминается момент, когда я посмотрел на него, лежащего на кровати и глядящего на меня нежным и влюбленным взглядом, и увидел в нем отражение себя: обычное тело, обычная и непримечательная внешность, бесперспективность и нежелание что-то менять, инертность, с которой он и я идем по жизни. И как раз тогда я понял, что просто не смогу с ним быть. Даже из жалости к нему и его любви ко мне. Эгоизм, с которым я поглощал эту любовь, отвращал меня. Хватит. Я надеюсь, что у него все будет хорошо, что он найдет искреннюю и чистую любовь, что материальная сторона его жизни не будет тяготить его (хотя бы не так сильно), что он будет счастлив. Я всем этого желаю. И себе тоже, хотя знаю, что я никогда не буду счастлив. Есть люди, которые просто не могут испытать это из-за своих идеалистических и ирреальных представлений о счастье. Хоть я никого, кроме себя, не знаю. Обобщаешь. Нехорошо это. Говори впредь только за себя. Ты же никогда не познаешь другого человека полностью, никогда не сможешь проникнуть в его голову, даже если будешь обладать каждой деталью его жизни и схемой его реакций на внешние и внутренние события. Ты заточен в эту башню из кости и крови, из которой невозможно вырваться.

Артур шел по знакомым улицам. Клен, который одним осенним днем поразил его своими кроваво-красными листьями. Мягкий свет струился сквозь них, от чего они наливались кровью, и казалось, что вот еще миг - и эта жидкость польется дождем на землю, устланную золотыми листьями. Ему тогда показалось это дурным предзнаменованием какого-то горя, боли, а, возможно, и кончины его или кого-то из близких. Но ничего дурного не случилось, и поэтому скоро забыл он о своем предчувствии. Вот проходил он мимо своей школы, о которой даже не хотел вспоминать, но мимовольно несколько образов пронеслись пред его глазами. Неприятные и тягостные. Но тут же он вспомнил и то чувство беззаботности и легкости, с которым в свои детские годы смотрел на мир, который ему казался ограниченным своим домой, школой и парой улиц. Вспомнил и то, с каким рвением он пытался переступить через эти границы - уйти в далекий и неизведанный мир, попытаться познать его своим еще юным умом. И вот рано или поздно он получил то, что хотел: путешествия, переезды, истории и рассказы других людей из этой и ранних эпох. Мир больше не ограничивался одним домом, улицей, городом. Вся планета умещалась в его разуме. Каждое такое открытие приносило ему порой восторг, порой страх, ведь все больше ему открывались жестокость и нищета (материальная и духовная) других людей. Да, он не смел претендовать на звание просветленного и сильного духом и сравнивать себя с другими не смел, ведь это сулило только присвоение ярлыков, а не познание в полной мере. Но то, что происходило в мире, ужасало его и приводило в отчаяние. Он не мог ничего изменить, поэтому и принял позицию гостя и наблюдателя.

Он прошел старый кинотеатр и очутился в парке. Тени мягко обволокли его своим чарующим и упоительным спокойствием. До него доносились голоса людей: электрически пронзительный скрежет металла по стеклу, приятный звук ломающегося бруска сосны, вибрации струн арфы, звон ручейка в лесной тиши, крики голодных чаек и тихий шум зеленых колосьев в степи. Артур сел на лавочку и стал наблюдать за проходящими мимо людьми.

Пред его глазами проносились разноцветные силуэты-пятна, медленно уходящие вдаль из поля его зрения и куда-то за горизонт, но вот его взгляд захватил тучный мужчина в дорогом сером костюме. Он шел уверенно и спокойно, будто весь этот мир принадлежал ему одному, будто земля и свет появились ради него одного, а все остальные - лишь декорации на его сцене. На Его сцене. Артур вспомнил о солипсизме, но философия никак не вязалась с самодовольным лицом мужчины. Он просто всегда получал то, что хотел, любой ценой: игрушки и дорогие подарки, женщин или же мужчин (молодых парней/юношей), столики в забитых ресторанах, билеты в первый класс.

Нет. Это слишком поверхностно. Ты ничего не знаешь об этом человеке, а делаешь выводы, глядя на его одежду, лицо и походку. В мире подделок и обмана золото отливает медью и vice versa. Но это требует признать правду истиной. Так скажи мне, что такое правда? Вещи, действия, слова в их первоначальном виде и значении? А что же делать тогда с восприятием, которое, как призма, искажает любое изображение, попадающее на её гладь? Хочешь сказать, что у правды есть миллиарды версий по принципу “сколько людей, столько и мнений”? О, так ты не знаешь! Нет, мы, конечно, можем поговорить еще немного об истине (её наличии или отсутствии), но зачем, если ты все равно зайдешь в тупик и признаешь свое поражение в этой битве с внешним миром, который так усердно пытаешься понять. Истина есть счастье. Осталось только его определить.

Движение ветра с запада на юг принесло терпкий запах роз. Артур обернулся в их сторону и был ошеломлен воспоминанием. Год назад в такой же прекрасный летний день он гулял по ботаническому саду с Алексеем. Сад ароматов открывался мятой и лавандой. Мы остановились насладиться ими. Но вот повеял ветер, и на нас обрушилась волна других запахов: пряных и сладких, свежих и нежных. Где-то с запада появились призраки хвойных деревьев, дополняющие картину. Мы пошли дальше, наслаждаясь каждым цветком. Я тешился, как ребенок, а ты мягко (и отечески) улыбался, глядя на меня.

Сад камней под палящим солнцем. Мы забрались на вершину, сели на лавочку и закурили. Я пообещал тебе, что построю нам дом рядом с садом ароматов.

Гуляя, мы забрели в лабиринт из аккуратно подстриженного самшита. Это ты мне сказал, как называется этот куст.

Деревья. Земля. Солнце. Ты и я.

Мы вышли в сад роз: нежно-розовых, кроваво-красных, девственно-белых, электрически-желтых. Запах каждой был почти одинаков, но я все равно умудрялся найти различия и довольный делился с тобой открытием.

Поцелуй. (пусть же длится он вечно).

В тени роз, вдали ото всех, среди тонких воздушных струн, среди зелени и земли, среди неба и огня.

(я

люблю

тебя)

Телефонный звонок вернул Артура из мира прошлого. Незнакомый номер. Короткий разговор. И вот он уже шел в сторону дома, в котором был всего один раз прежде. Старая пятиэтажка, третий этаж, квартира слева. Дверь открыл мужчина, Артур зашел. Мужчина, имени которого он не помнил, предложил выпить. Шампанское внесло долю торжественности в это дело. Перешли в спальню.

Полчаса спустя Артур вспотевший закурил на кухне с мужчиной. Короткий диалог о чем-то. Ванная. Одежда. Благодарность с обещанием повторить в будущем. Дверь на выход.

Артур шел домой. Он чувствовал звенящую пустоту внутри, к которой примешалась доля отвращения к самому себе. Лицо его ничего не выражало. И вот его маленькое путешествие подошло к своему концу. Артур пришел, налил в стакан сухого красного вина, которое он так любил и которое никогда не изменяло ему своим вкусом. В голове у него была тишина. Ему не хотелось ни о чем больше думать. Он вышел на балкон и закурил. За окном мягко расстилал свои розовые лучи закат. Артур сделал глоток и закрыл глаза, а время тихо пролетело мимо.